Родился я при обстоятельствах довольно забавных. Не как остальные, но вследствие мнимой беременности. Это когда женщина внушает себе, а у нее взаправду вырастает живот, и прочие проявляются признаки. Только к развитию настоящего плода такая беременность не приводит. Я же, однако, не только развился, но даже вылез. Так вот я и родился, — считай, из ничего.

Отца у меня, получается, нет. А вот старшая сестра присутствует. Но она родилась уже простым способом. Родилась и родилась – нечего и рассказывать.

Только из нас двоих именно ей, почему-то, присущи всевозможные странности. Сам я – тих и порядочен; любой, кто хоть малость знает меня, подтвердит. Сестру мою тоже любят, но больше за внешность.

Она и правда хороша собой – всегда на нее засматривались и мужчины, и женщины, и даже дети. Волосы темные, кожа бледна, взгляд, как говорится, чарующий; в минуты особо возвышенных состояний она как вперит этот свой взгляд, и будет, не моргая, смотреть, пока несет полную чушь, — становится даже страшно.

Эти странности, впрочем, придают ее образу известного рода перчинку. Что нравится многим куда больше покладистости и кроткого нрава.

Но не мне; я всегда находил ее женщиной неспокойной и старался держаться вдали. Очень уж часто ее посещают идеи: может начитаться чего-нибудь эдакого, что, в ее случае, вредно. И не раз эти идеи касались меня.

Так вот, давно это было: шел мне на ту пору еще восемнадцатый год – ей же недавно исполнилось двадцать. Подходит ко мне и неожиданно говорит:

— Знаешь ли ты, что такое мистический брак?

— Нет, не знаю.

— Мне бы ужасно хотелось вступить в какой-нибудь мистический брак. Как подумаю о браке обычном, делается очень скучно. Но годы идут, природа уже начинает тянуть ко мне свои мерзкие щупальца. Я же мечтаю покинуть границы дозволенного, касаться самых сокровенных тайн, стать, наконец, кем-то большим, чем просто плотью – пусть и неплохой, — но все же обреченной увядать. Страшно волнуют меня такие вот мысли.

Сразу почуяв неладное, я заранее ушел в оборону, как часто бывало в разговорах с ней:

— Ну хорошо, вступай, куда хочешь. Я-то тут причем?

— А слышал ли ты, что брак с близким родственником – древняя прерогатива королей? Только подумай, какие тайны может выдать природа поправшему ее закон. Много ли ты знаешь об алхимии?

— Ничего я не знаю, у нас ее не преподают. А ты говоришь, как те странные личности, что подходят на улице и зовут стать свидетелем Иегова.

— Мне надоело с тобой препираться, – холодно сказала она, хотя я, фактически, еще не препирался. – Я предлагаю вступить со мной в мистический брак. С тебя не убудет. Тебе все равно, кажется, ни до чего дела нет. Слоняешься без всякой цели.

— Не знаю, что до законов природы, – отвечал я, стараясь звучать как можно серьезнее, – я и в них не силен, но закон государственный такой брак точно нарушит. Уж до чего, а до Конституции мне дело есть. Тут даже на моральную сторону вопроса не смотрю. Достаточно Конституции.

— Я что, предлагаю в загс идти что ли? Отношения между родней у нас, между прочим, не наказуемы. Если это тебя так волнует. Так что свадьбу я устрою сама. Она будет тайной и крайне мистической – у меня масса идей на сей счет.

Я оказался припертым к стенке самой Конституцией, и мне оставалось лишь тянуть время, в расчете, что новое наваждение сестры спустя пару дней сменится другим:

— Что ж, интересно. Вот ведь как. И все же я должен уточнить. Такие дела быстро не делаются. Нужно уточнить.

* * *

История, впрочем, совсем не об этом. Не о сестре – не настолько она грандиозная личность. Речь тут идет про Молодую Весну. Но тот разговор, в целом, относится к данной теме. Поэтому служит своеобразным прологом к тому, что случилось со мной через несколько лет.

В тот вечер я шел по пустынному скверу, направляясь, должно быть, в магазин, как вдруг прямо с неба на зеленый газон поодаль тропинки спустилась небольшая повозка, запряженная дюжиной сов. Проехав немного по траве, повозка остановилась, и молодой кучер в красной ливрее как ни в чем не бывало поприветствовал меня:

— Здравствуйте, – весело сказал кучер, встав с места, – я вас поздравляю, вы приглашаетесь на пир женихов. Сейчас мы отправимся в сказочный замок. Садитесь скорее, пока нас не увидели.

— И за чей счет пируем? – чуть опомнившись, я спросил первое, что пришло мне на ум. — Надеюсь, не за счет несчастных бедняков?

Все с той же бодростью кучер ответил:

— По традиции, очередная Молодая Весна выберет мужа среди кандидатов. Каждый год отбираются сорок семь смертных на эту роль. Но не волнуйтесь, там больше языком надо трепать. Давайте же, а то еще кто-нибудь пройдет.

С беспокойством я огляделся по сторонам, словно надеясь, что опасения кучера подтвердятся, и это избавит меня от нужды ехать с ним.

— Туда вход бесплатный? У меня денег нет.

— Садитесь, – повторил кучер. Он уже улыбался не так широко, и я решил сесть, дабы избегнуть неловкости. Тогда юноша дернул поводья, и совы тут же взлетели ввысь. Повозка легко взмыла за ними, и пока мы с большой скоростью неслись среди облаков, я продолжал досаждать кучеру своими расспросами. В итоге от его прежней любезности не осталось почти ни следа.

— Если вам это так подозрительно, – под конец сказал он, – я могу высадить вас прямо здесь, и вы пойдете обратно. Мне сказано довезти, а больше я не знаю ничего. Не отвлекайте меня от вождения.

Мы как раз пролетали над большим густым лесом, — возможно, над бескрайней тайгой, — оттого я решил, что уж ладно, пусть везут, куда сказано. «Должно быть, все дело в особенностях моего появления на свет, – думал я, сразу припомнив речи сестры, – вот отчего меня выбрали». На этом я, в принципе, успокоился и больше кучера не донимал.

Я смотрел вниз, на далекую темную землю, что тоскливо проглядывалась сквозь дымчатую пелену, пока меня самого не окутала сладкая дрема. И проснулся уже на рассвете, когда мы приземлились.

Я сразу увидел большой старый замок и вокруг много таких же повозок, в которых приехали претенденты. Публика эта была весьма разношерстная – их свозили сюда, как оказалось, не просто со всех сторон света, но даже из других времен. Многие говорили на чужих для меня языках, но внутри замка их речь вдруг сделалась ясной; теперь мы могли спокойно общаться, делясь впечатлениями и знакомясь. Потом к нам пришла какая-то женщина ростом в два метра, с белоснежными волосами и молодым лицом: невестой она не была, но сообщила, что у нас есть трое суток до начала главного пира, — в это время, как она выразилась, мы предоставлены самим себе. Сам же пир, с ее слов, продлится неделю, разбившись на семь вечерних встреч. На этом она, собственно, попрощалась и оставила нас на попечение слуг.

Но я не спешил расслабляться: ожидая подвоха, я почти не вылазил из библиотеки. Я подумал, что за нами, очевидно, следят, чтобы выяснить, как мы будем вести себя без присмотра. Произвести этим приятное впечатление я не хотел, я больше боялся, что самых буйных отправят домой своим ходом или еще чего хуже. Также вполне могло вдруг открыться, что есть запретные комнаты, посещение коих каралось битьем морд. Словом, в первые дни я замок толком не видел. Я мирно сидел, усердно делая вид, будто бы нет для меня ничего увлекательнее, чем общество древних рукописей и фолиантов. Пробовал даже написать умную речь на тему брака с обилием цитат. Для чего рылся на полках в поисках подходящих источников. Работа, впрочем, не задалась – кое-как я выдавил из себя несколько строчек и решил, что хватит пока, до свадьбы успею как-нибудь. И всецело отдался иному занятию – ведя подробный учет попаданий, бросал смятые бумажки в раскрытую пасть бронзового льва.

Сразу скажу, что мои опасения были напрасны. Возможно, слежка и велась, но никаким наказаниям все равно никого не подвергли. Вечером третьего дня нас просто собрали да отвели в главный зал, где все уже было готово для пира: нас поджидало множество накрытых столов и всюду сновали слуги. Мне довелось сесть почти в первом ряду; вроде как повезло, но лучше бы я сидел как можно дальше от нашей невесты: с первого взгляда мне стало ясно, что она далеко не в восторге от этого всего. В общем, первая встреча сложилась не так, как я ожидал.

* * *

Пир женихов в красивом сияющем замке. Зал набит претендентами на руку Молодой Весны. Та сидит во главе всего этого с видом не самым довольным и в окружении трех мрачных старух, чьи облачения серы, а лица скрыты вуалями, — их можно принять за профессиональных плакальщиц на похоронах. Сама неземная невеста, надо заметить, на редкость приятной наружности: шатенка с очень насыщенным ореховым цветом волос, глаза пышут зеленью, благородные черты лица, на котором застыло выражение несколько строгое, отчего она выглядит старше на пару лет, — что, впрочем, не отражается на исходящей от ее весеннего облика свежести. На голове у нее диадема, одета в тонкое светлое платье без особых излишеств, а на указательном пальце – большое кольцо.

Молодая Весна. Вас здесь так много, но, честно признаюсь, я не хочу никого выбирать. Давайте просто закончим на этом и разойдемся…

Старухи резко склоняются к ней и что-то активно шепчут. Невеста со вздохом закатывает глаза.

М.В. Хорошо, хорошо, я пошутила. Но мне все равно непонятно, почему я должна выходить за смертного мужа. Не знаю, как на это смотрели мои дорогие предшественницы, прошлые вёсны, а лично я такому обстоятельству немало удивлена. Мой мир — слишком отличен от вашего. Просто представьте, что кому-то из вас пришлось бы жениться на дикой лисе или же на другом неразумном животном…

Старухи снова склоняются к ней, но та их быстро одергивает.

М.В. …но раз уж вас всех собрали, а выхода иного нет, то мне остается лишь познакомиться с вами поближе. Быть может, я вас недооцениваю, и вы сумеете меня впечатлить. (Указывает на меня.) Вот вы, например.

Я. Кто? Я?

М.В. Да, вы – с таким торжественным лицом. Расскажите, что вы умеете, поразите меня чем-нибудь.

Я (встав с места). Даже не знаю. Умею показывать один карточный фокус. Другого и не вспомню ничего.

М.В. Невероятно. Ну так покажите.

Я. Что, фокус? Он довольно простой. К тому же у меня нет с собой карт. (Смех женихов.)

М.В. Удачное начало знакомства. Моя интуиция меня не подвела. Что поделать, показывайте без карт.

Я. Что, воображаемыми?

М.В. Мне очень нравится ваша манера все переспрашивать. Я буквально изнемогаю от предвкушения, показывайте уже, что хотите.

Я (сделав вид, что зажал в левой руке колоду). Итак, представим, что я держу карты. (Сделав вид, будто достал из колоды одну.) А теперь постарайтесь запомнить ту, что я вам сейчас предъявил…

М.В. Большое спасибо, достаточно. Я уже верю, что вы – настоящий кудесник. Лучше скажите про эти листы, торчащие у вас из кармана. Что в них?

Я. Это – моя речь. Я готовил ее на тот случай, если выберут меня… (Смех женихов.) Или кого-то другого. Думал, это для всех обязательно.

М.В. Так прочтите. Лучше, конечно, дождаться свадьбы, но очень уж вы умеете заинтриговать. Я не усну, не услышав ее.

Я. Вы уверены? Она не закончена.

М.В (нетерпеливо). Я всегда уверена, если о чем-то прошу. Должны же вы показать хоть что-то?

Я. Что ж, ладно… Итак, прежде всего предлагаю разобраться с понятием брака. Вот как пишет на данную тему один великий немецкий философ: он заявляет — сексуальная общность… тут в скобках: коммерци… коммерциум… сексуале… взаимное использование человеком половых органов и половых способностей другого… узус мемброрум…

М.В. В скобках можете не читать. Прошу, продолжайте, я вся во внимании.

Я. Так, секунду… либо естественным способом, посредством чего может быть зачат себе подобный, либо неестественным, то есть лица того же пола или животного… существа другого нечеловеческого вида. (Пауза.) Так говорил Кант.

Смех усиливается, и Молодая Весна требует тишины.

М.В. Это все? Как жаль, я была бы готова слушать часами. Признайтесь, вы выдумывали на ходу? Или же ваша речь и впрямь состоит из короткой дурацкой цитаты?

Я. Как я сказал, речь не дописана. А цитата совсем не дурацкая – я полагался на авторитетный источник.

М.В. Ваши людские философы для меня не авторитет. Впрочем, я чувствую, он далеко не так плох, каким прозвучал из ваших уст. Ну хорошо. Понемногу раскачиваемся. (Указывает на офицера, сидящего рядом со мной.) А вы? Что покажете вы? Хотя стойте, я не заметила, что вы так увлечены едой и питьем. Мне крайне неловко, прошу меня извинить.

Офицер спешно встает, вытирая губы салфеткой.

Офицер. Нет-нет. Я слушаю, слушаю.

М.В. Большое спасибо, весьма благородно с вашей стороны. Расскажите тогда, что вы умеете.

Офицер. Не знаю. Право, не знаю.

М.В. (со вздохом). Ну какие-нибудь увлечения у вас хотя бы есть?

Один из женихов. Он любит подкрадываться ко всем и пугать! Не знаем уже, куда деться! (Хохот.)

М.В. Это правда? Так вы проводите досуг?

Офицер (смутившись). Нет, это просто небольшая забава. Здесь в замке мне порой нечем себя занять. Становится скучно под вечер.

М.В. Во-первых, еще раз простите. Мне искренне жаль, что вам скучно. Это моя вина, как хозяйки. Во-вторых, не могу не заметить, что вы очень скромны. Ведь для того, чтобы подкрасться к кому-то, нужна большая сноровка и ловкость. Хладнокровие, наконец.

Офицер. В принципе, да. Бывает, я поджидаю за лестницей целый час, пока кто-нибудь не пройдет.

М.В. Вот видите! Мы общаемся всего пару минут, а вы уже поразили меня своей скромностью. Что на счет фокусов?

Офицер. Не знаю… Могу выдернуть скатерть из-под посуды. Показать?

М.В. На счет фокусов был скорее сарказм, но раз уж мы твердо решили, что впечатлять меня этим уместно, то прошу.

Офицер. Я, правда, сам ни разу не делал. Но видел. Как бы сервиз не побить…

М.В. Ничего бить не надо. Боюсь, до этого все равно дело дойдет, но повременим. Послушайте, я вот что придумала. Вы позволите? Там стоит стол без посуды — сорвите скатерть с него. Получится не столь эффектно, но зато безопаснее.

Пожав плечами, офицер подходит к пустому столу и резким движением срывает скатерть.

Офицер. Ну вот, собственно, и все. (Смех женихов и аплодисменты).

М.В. Браво, браво. Я действительно поражена. Вы набросились на несчастную скатерть как лев. Признаться, я даже немного смутилась. Очень хорошо. А теперь прошу всех меня извинить: вас еще много, но на сегодня закончим. Слишком уж много впечатлений за один раз – как бы тут не лишиться чувств.

Старухи склоняются к ней с еще большим рвением, но та непреклонна.

М.В. Нет, нет, нет. Я совершенно без сил. Продолжим завтрашним вечером. Надеюсь, мне удастся уснуть этой ночью, хотя мысли о моих женихах и о тех всевозможных достоинствах, что в вас скрыты, точно будут тревожить мой пылкий рассудок до самой зари… До свидания!

Невеста решительно направляется к выходу. Старухи, конечно, за ней. На ходу они продолжают ей что-то нашептывать, да так громко и злобно, что их шепот легко теперь спутать с шипением. Невесте, однако, все равно: не обращая внимания, она спокойно уходит. Многие женихи недовольны. Им тоже не терпится продемонстрировать свои навыки и достоинства уже в первый вечер. Они начинают шуметь, но юные фрейлины, снующие вокруг нас, ласково стучат по головам бунтарей веерами, чем быстро приводят их в чувство. И пир продолжается почти до утра.

Так прошел первый вечер. Последующие шесть мало чем отличались от первого – разве что дольше длились, — поэтому нет смысла описывать их в подробностях. Старухи шипели, Молодая Весна нехотя указывала на кого-нибудь из женихов, тот вставал и что-то там мямлил. Точнее, мямлили далеко не все – многие проявили себя куда лучше, чем мы с офицером, – допустим, один старый барон, также сидевший подле меня, он держался, как мне показалось, очень достойно, – но нашей невесте явно не нравился никто. На всех она реагировала одинаково равнодушно, при этом без устали иронизируя, в чем она, стоит отметить, проявляла немалую выдумку и артистизм. К слову, Молодая Весна могла указать на претендента повторно – то ли, действительно позабыв, что тот уже перед ней отчитывался, то ли так демонстрируя, как сильно мы были ей все безразличны. Например, в пятом круге наших знакомств она вновь обратилась к тому самому офицеру, причем тот, к удовольствию всего зала, и сам умудрился забыть, как ее впечатлял еще в первый вечер.

Вообще, атмосфера на этих пирах была самая что ни на есть непринужденная. В изобилии мы вкушали первосортные яства и выпивку, и постоянно слышался смех, как над потугами претендентов, так и над бесконечными колкостями, которыми щедро одаривала их Молодая Весна. Не доводилось мне проводить время с большей радостью, да и вряд ли доведется теперь, но седьмой вечер, к сожалению, стал последним. На тот момент еще не представились целых пятнадцать женихов, но наша невеста предложила нам просто вытянуть жребий, поскольку она, по ее выражению, «была не способна определиться среди стольких прекрасных кандидатур». Старухи в свойственной им манере повозмущались, и вскоре утихли. Начался розыгрыш: фрейлины подносили серебристые урны, и мы тянули листочки. Победа досталась какому-то седоватому мужичку средних лет, как раз еще не выступавшему. С виду он походил на обычного работягу, которого неизвестно как вообще сюда занесло, — правда, то же самое относилось ко многим. Все мы обрадовались его несказанной удаче, а вот победителя чуть было не прибил инфаркт. «Сколько лет играл в лотерею, — говорил он, хватаясь за сердце, — не выиграл и пятидесяти рублей. И тут на тебе! Ох, братцы, ведите. Ноги подкашиваются». Двое женихов подхватили его и с трудом повели к алтарю. Мы громко хлопали, а неземная невеста, естественно, иронизировала.

Сама церемония была почти полностью скрыта туманом, поэтому я мало что разглядел. Но туман этот был непростым, он выделывал разнообразные любопытные штуки, не давая нам заскучать. В лазурном сияющем мареве то и дело появлялись картины, красочно играл свет, фрейлины тоже творили всякое волшебство, и все это происходило под чудесную музыку. Мы были так зачарованы, что даже никто ничего не выкрикивал и не смеялся. «А ведь это – Пахебель, — сказал старый барон про мелодию, сопровождавшую представление, — Чакона фа минор для органа в оркестровой обработке. Хороший выбор».

Стоит сказать пару слов и о нем, о бароне: он был богато одет, весь в украшениях, седые длинные волосы он зачесывал назад, обнажая высокий лоб, и убирал их в хвост; борода тоже была седой, но брови черными. Несмотря на свой статус, он нисколько им не кичился – вел себя доброжелательно с теми, кто сидел рядом с ним, и без надменности, всецело наслаждаясь своим пребыванием на пиру. Он охотно, чуть по-отечески общался со мной и офицером (с последним я, к слову, неплохо сошелся: мы старались держаться там вместе и в свободное время от пира; жаль, мы пришли из разных эпох, и оттого не могли пересечься, когда все закончилось).

Растроганный зрелищем, старый барон заметил еще одну вещь:

— А ведь что печально, мои юные друзья, — сказал он с легкой грустью, но хитро прищурившись, — нашей невесте недолго осталось. Вы разве не знали? Так уж заведено. Она и сама, я полагаю, не в курсе. Но вот ее черты, весь ее облик, как будто в предчувствии этого заострился, придавая ее красоте особенный неземной свет. Именно это выделяет ее среди тех же фрейлин, а вовсе не возвышенная роль. Мне так, во всяком случае, кажется. Я ведь – старик и сам почти на пороге.

Весь оставшийся вечер меня так и преследовали неприятные эти слова – даже вино в рот не лезло. Но офицер сумел меня-таки взбодрить, рассказав случай, как его обворовали на скачках.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: повесть Михаила Глушецкого «Священная шутка»

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>